Василий Семенович Лаптев

АВТОБИОГРАФИЯ

Я родился 27 января 1896 года. Отец и мать мои неграмотные, которые кроме своего уездного города нигде не бывали, по профессии хлеборобы. Я, будучи 9 лет, научился читать от поляка бывшего ссыльного – политического А.И. Маковского. Когда выучился, тогда стал уже много читать и пополнять свои знания тем, что меня интересовало.
В 17 лет я уже выписывал в то время распространенную газету «Сельский вестник» и журнал «Дружеския речи». В 1915 году меня мобилизуют на 20 году [жизни] в царскую армию и когда пришлось обучаться военной науке, то я среди товарищей был много выше их по развитию. Когда нас обучили (в то время срок обучения был 1 месяц) и стали назначать на фронт, то меня оставили в роте, в качестве учителя. А когда мобилизовали стариков, то я их обучал. После чего меня назначают в учебную команду при полку, которую я окончил в июне 1916 г.
Революция меня застала в той же роте, в которой я был с начала моей военной службы […]. Меня с первых же дней избирают в ротный комитет солдатских депутатов, где я и работал секретарем до августа 1917 года. В августе отправляют на фронт близ г. Галац (Румыния), где я и находился до января 1918 года […]. Работал в ротном комитете и [как] постоянный член полкового комитета.
В январе была произведена демобилизация […] и я был уволен домой. Пришел домой в январе, как раз в то время, когда было созвано Учредительное собрание, которое сделало первое заседание, но последнее было признано недействительным и вся власть передана Советам, а Учр. Собр. Считалось распущенным. По этому поводу был командирован к нам в Салбу член партии СР и созывает общий сход, где предлагает вынести протест против роспуска Учр. Собр. Я в то время был хорошо знаком о происходивших событиях и выступаю против, доказываю что это должно быть так. Уполномоченный собрания позорно бежит.
С этого времени меня считают за партийного большевика. Вскоре проходят выборы в Совет, в который выбирают и меня – где меня выделяют в следственную комиссию. В апреле мне поручается расследовать дело учиненного самосуда в Салбе. После проведенного мною следствия было установлено, что он был неправильный
В то время [меня] избирают в ревизионную комиссию общества потребителей, в которой я занимаю пост председателя. В июне созывается уездный съезд советов, который передает власть советов в руки казачества. Вести открытую работу становится невозможно, я подбираю кружок и мы организует народный дом, где и ведем большевистскую работу и время от времени ставим спектакли.
В 1919 году, в последних числах сентября армией партизан был занят Минусинск и весь правый берег Енисея, а в октябре созывается Чрезвычайный съезд советов. От с. Салбы посылают меня. Я после Съезда делаю отчет и тогда созывается волостной съезд, откуда и меня избирают на постоянную работу в Минусинске, в Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов […]. Сначала работал заведующим отделом народного образования, а затем членом коллегии уездного прод. комитета по 16.04. 1920 года.
В сентябре 1920 года меня мобилизуют в Красную армию против выходившего в то время на юге Врангеля. В рядах армии я находился до марта 1923 года. [После возвращения в Салбу] в апреле меня избирают общим сходом в помощь сельсовету по сбору первого гражданского налога и трудгужповинностей […]. На этой должности я был по сентябрь1923 года.
Осенью 1924 года я отхожу от отца и брата и образую на конце деревни новое хозяйство. Весной 1925 года, будучи на новой усадьбе, где нет на ограды, ни приусадебного огорода, нет хотя бы какого-то приюта для скота, да к тому же жена 21 мая родила и после родов долго хворала (мне) не с кем было отпилить полена дров […]. Прочие работы также остановились, в виду чего и пришлось на лето с июня по ноябрь нанять себе в помощь 13-летнего мальчика.
В сентябре проходят выборы в Салбинский Сель. Ком. О-ва Крест. Взаимопомощи, в числе трех выбирают и меня. Комитет обсуживает село и две заимки. Сначала я заведовал семенной ссудой, а с января 1926 года и всеми делами комитета, как председатель и как казначей и зав. семенной ссудой.
[…] Образованное мной в 1924 г. хозяйство на новой усадьбе 3.06.1927 года было подожжено, только и осталось, соха да 2 лошади. После пожара, чтобы не видеть эти головешки, я попросил у общего схода новую усадьбу на другом конце деревни, где опять начинаю заново строиться. Купил избушку, да несгнивший бывший бесхозяйственный хлев. К нему закрыл крышу, вот и все, что я имею. В 1927 г. по единому с.х. налогу меня освобождают от уплаты налога и страховых платежей (как погорельца).
3.02.1928 г. я от общества был командирован на уездный земельный съезд Минусинского округа, где выясняется, что наш округ отстает по объединению (крестьян) в простейших видов сельскохозяйственные артели и товарищества. После отчета о делах съезда, я приступаю к организации […] льноводческого товарищества с животноводческим уклоном, устав которого утвержден Ермаковским Исполнительным ком. от 21-го 1928 г. Которое своим постановлением (Протокол от 30.12.1929) переходит на Т-во по совместной обработке земли, при условии, чтобы провести надлежащее землеустройство, чтоб землю отрезать одним пластом для всех членов Т-ва […].
В период с 1924 по 1928 г. я был командирован несколько раз на всевозможные съезды и конференции […]. В 1929 году 3 февраля общим собранием гр. Салбинского О-ва потребителей в числе трех меня избирают в правление Салб. о-ва потребителей, где я и работаю в должности председателя правления по 5.09.1929 г. […]. К этому нужно сказать, что я имею следующие мастерства: плотник, столяр, кузнец, слесарь, маляр, стекольщик, печник, но основная моя профессия хлебороб.
С 1916 года я безбожник, враг самогонки и водки. Когда я работал в О-ве потребителей, то по моей инициативе О-во отказалось торговать вином, хотя и патент был оплачен на продажу хлебного вина. Я также выступал против самогонщиков и пьяниц, на общих собраниях, обличал их прямо в лицо. А посему я должен сказать, за всю эту проводимую на селе работу я нажил, благодаря темноте и невежеству, врагов себе, как тайных, так и явных в лице сегодняшнего актива.
Вот первый активист сегодня на селе Шульмин Павел (в настоящее время председатель коллектива), который в одно время гнал самогон и ехал [со своего самогонного] завода домой пьяный и уснул. У него отпрягли лошадь и запрягли головой к саням, а на оглобли повесили его шубу. В таком виде он и спал близ деревни, отпугивая от себя ехавший народ, пока не выспался. Он же добывал целую осень орехи, которые продал в Ермаковском на 33 руб., напился пьяный и поехал домой. Дорогой уснул. Кто-то его лошадь загнал в воду. Проснулся он, денег нет, стоит в воде; провиант, который он взял, чтобы в тайгу идти на охоту, подмочен. [А когда] будучи пьяными на заводе гнали самогон, то с товарищем по самогону подрались. Шульмин оказался слабее, угадал под низ и у него Чанчин откусил нижнюю губу, которую и отбросил там же на заводе.
Таков актив сегодняшнего дня у нас на селе, который уже в своем большинстве организован в колхоз. А вот еще случай. Этот же Шульмин получил 800 рублей денег для своего колхоза, напился пьяным вместе с председателем с/совета и его сонного увидела гр. села Салба, которая пришла в сельсовет и сказала, чтобы последнего убрали с улицы.
Это актив сегодняшнего дня, в руках которого находится вся верховная власть на селе […]. Наши власти на местах строят коллективизацию таким путем. Созывают общий сход и предлагают писаться в колхоз. Поскольку эта форма еще здесь новая, то мужики прежде чем записаться просят познакомиться хотя бы с примерным уставом колхоза, которого у организаторов не имеется, да и сами организаторы знают колхоз только понаслышке и (поэтому дело) с организацией колхоза идет слабо, а коли так, то значит нужно применить закон, чтобы заставить идти в колхоз мужика. И начинают кулачить, то есть подводить под группу кулаков, где впоследствии оказываются не только середняки, но (даже те, кто) ранее 3 года были батраки. И была применена такая мерка: окулачено 62 человека из 180 хозяйств. Надо сказать, что таким путем удалось создать колхоз из 35 хозяйств, но когда эта горячка кулачить прошла, тогда все труженики-середняки вышли обратно и остается 19 хозяйств.
А этот, что имеется сейчас коллектив, надо сказать, не пользуется авторитетом масс, потому что он создался из подбора самогонщиков и лентяев. Хотя и есть среди них настоящие труженики, но уж слишком мало. Но я опять же говорю вам, властителям в центре, что вы этим [насилием] оттолкнули от себя всех настоящих тружеников середняков-хлеборобов и убили на 10 лет появляющуюся в массах [идею] коллективизации, которая подходила сама, как современность, как новый быт и новое начинание жизни. [Люди не идут в колхоз] не считаясь с тем, что из 180 дворов окулачено 62, тут и выходит, что нужно чтобы создать коллектив, то окулачить еще 100 или, как говорит наша власть, 10 % расстрелять, 50% раскулачить и 20 % сослать. Ну и что же пущай будет создан таким подходом колхоз, но это надолго ли?
[Вот и] я 25 января 1930 г. Салбинским сельсоветом подведен под группу кулаков, а 26 января у меня было взято все имущество и спустя несколько дней с торгов все продано. Причина как мне объяснили в том, что в 1926 году, имея маслобойный завод, я покупал семя и перерабатывал его на масло и применял в хозяйстве наемный труд [… ]. Я все-таки понять не могу, как можно человека так сурово наказывать: отнять все, что ему нужно каждый день, взять одежду, обувь, белье, постель, хлеб, как продовольственный, так и семенной, не говоря уже о скоте и лошадях, без которых прожить можно.
Да нашли наши власти кулака, который имел 2 лошади по 20 лет, цена им по 15 руб., сенокосилка избитая, которая стоила в 1926 г. - 60 руб., конные грабли стоили в 1928 г. - 70 руб., надворные постройки, изба – 60 руб., хлев утепленный для скота – 20 руб. И всего хозяйства на 240 руб. Этот кулак всем кулакам кулак, когда нет ни задов, ни передов, где бы можно было средь бела дня оправиться.
В заключение хочу сказать, неужели революции понадобилось, чтобы ее помощники были затоптаны в грязи нашей деревенской суетни лишь только за то, что они трудились в поте своем, добывая себе кусок насущного хлеба, и работали, не покладая рук, на пользу народа. Я полагаю. Что мой голос будет услышан и принят, а не останется голосом вопиющего в пустыне.
В чем и подписуюсь Василий Лаптев, с. Салба 1930 года марта 26 дня.

Вместо эпилога
Жалоба на неправильное лишение избирательных прав с приложением данной автобиографии была отправлена В.С. Лаптевым в Западно-Сибирский крайисполком, а копии во ВЦИК. Оба документа были «отфутболены» этими высокими инстанциями в Минусинский окружной исполком с просьбой разобраться по существу жалобы. Окружной исполком в свою очередь переправил документы в Ермаковский райисполком. Комиссия Ермаковского райисполкома без промедления подтвердила правильность лишения Лаптева избирательных прав. В том же 1930 г. Лаптев был арестован ОГПУ как участник банды черных партизан. Но, по-видимому, он не был осужден, т.к. в мае 1931 г. райпятерка постановила выселить кулака-лишенца Лаптева В.С. на спецпоселение за пределы района. Дальнейшая его судьба не известна.